Наступление Азербайджана в горах Карабаха, провокации на границе с Арменией: мемуары Ступишина

2710
Владимир Ступишин был чрезвычайным и полномочным послом России в Армении с 1992 по 1994 год. 

stupishin

АНАЛИЗ СИТУАЦИИ

Надо сказать, что к этому этапному моменту российско-армянские отношения подошли далеко не в безоблачной атмосфере, как могло бы показаться, видя искренне дружеский прием, оказанный российским дипломатам на всех уровнях. Отношения между новоиспеченными независимыми государствами, появившимися на месте РСФСР и Армянской ССР, были отягощены не только воспоминаниями о семидесяти с лишним годах пребывания в составе тоталитарной империи, но и относительно недавним соучастием еще того, советского, Кремля в геноциде армян в Сумгаите (февраль 1988 года), Гяндже (ноябрь 1988), Баку (декабрь 1989 и январь 1990 года) и прямыми преступлениями советских вооруженных сил против армянского народа буквально накануне распада СССР. В 1990 и 1991 году под руководством Поляничек и Макашовых в тесном взаимодействии с азербайджанским ОМОНом и при активной пропагандистской поддержке большинства московских СМИ советские войска, независимо от того, будь то МО или МВД, в открытую занимались насильственной депортацией армянского населения из Геташена, Мартунашена и других сел вокруг Карабаха и в самом Карабахе.

Вспомним хотя бы печально знаменитую операцию «Кольцо», прерванную только провалом ГКЧП. Эти же войска вооружали азербайджанскую армию таким образом, что ее оснащенность по сравнению с армянской армией в апреле 1992 года была, в зависимости от вида вооружений, в два, в десять, в сто, в двести раз больше, а самолетов у Армении тогда вообще не оказалось. Летчики были, а самолетов не было, у азербайджанцев около сотни истребителей и бомбардировщиков было, но своих пилотов не было, и они прибегли к русским и украинским наемникам, а сами вопили, что на стороне карабахцев мифические «белые колготки» и негры воюют. Кстати, таких бойцов там никто так и не обнаружил, зато в азербайджанской армии были и русские снайперши и афганские моджахеды, о чем писала даже американская пресса.

Ничего не сделал Горбачев для преодоления блокады, установленной бакинскими правителями уже в 1989 году, когда в зону Спитакского землетрясения начали поступать вагоны с цементом, залитым водой при прохождении составов по территории «братского Азибаржана», как говорил бесподобный Михаил Сергеевич. Блокада поддерживалась независимо от партийно-политической принадлежности тех, кто хозяйничал в Баку. Дерьмократы Эльчибея зверствовали в армянских погромах и в приграничных стычках не хуже «коммунистов» и «националистов» Муталибова и Алиева. Все они и блокаду использовали как средство удушения Армении и Карабаха. А Москва и пальцем не пошевельнула, чтобы с такой абсолютно противоправной политикой покончить.

В результате в самых широких слоях армянского населения законное возмущение пакостями советского режима трансформировалось в антирусские настроения, которые еще и подогревались доморощенными националистами, попытавшимися придать внешнеполитическому курсу Армении проамериканскую и даже протурецкую ориентацию. Некоторые депутаты из правящего Армянского освободительного движения – АОД затеяли позорную возню против русского языка – в школах и вузах, в учреждениях и печати. Какие-то хулиганы свалили и украли бюст А.П.Чехова во дворе школы, носящей, слава Богу, и до сих пор имя великого русского писателя, очень уважаемого армянами.

Началось снижение уровня изучения русской литературы студентами знаменитого Брюсовского института, не говоря уже о прекращении преподавания на русском языке почти всех предметов в университетах и других вузах. Чиновников заставили вести документацию исключительно на армянском языке, а устный перевод во время публичных манифестаций стали нередко ориентировать на англоязычных иностранцев, хотя первые руководители дипломатических представительств Франции, Китая, США, Германии подобрались в Ереване с неплохим знанием русского языка. Дело доходило до курьезов, когда русскому послу шептали перевод на ухо, а на публику шел английский текст, хотя, случалось, слушать его было некому. И открыть в Ереване русский университет оказалось куда труднее, чем американский или германский.

Основу политическим отношениям положил подписанный двумя президентами 29 декабря 1991 года Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной безопасности. Но когда встал вопрос о его ратификации, нашлись армянские депутаты, выставившие ряд возражений по отдельным статьям, прежде всего военного характера. Те же самые депутаты в последующем торпедировали и договор о статусе российских войск в Армении, подписанный тоже президентами 21 августа 1992 года. Скажем прямо, такому отношению к договорам способствовала и российская сторона. Депутаты Верховного Совета РФ не захотели ратифицировать договор 1991 года под надуманным предлогом необходимости одновременной ратификации аналогичного договора с Азербайджаном, хотя весной 1992 года этого договора не было и в помине, и Баку не желал брать на себя никаких обязательств в СНГ, а Армения стала одной из стран-учредительниц Ташкентского договора о коллективной безопасности от 15 мая 1992 года.

Становление нормальных отношений затруднялось и позицией МИД РФ, буквально срывавшегося с цепи, когда появлялся предлог лягнуть Армению, но принимавшего стойку «равноудаленности» и «беспристрастия» всякий раз, когда очевидной была вина Азербайджана.

Москву очень обозлило освобождение карабахцами 9 мая Шуши, исконно армянского города Нагорного Карабаха, отуреченного за годы Советской власти и превращенного в цитадель, систематически обстреливавшую столицу Нагорно-Карабахской Республики город Степанакерт. Не понравилось козыревской дипломатии и последовавшее затем восстановление Лачинского коридора между Арменией и Нагорным Карабахом, уничтоженного посредством хитроумных интриг с «Красным Курдистаном» в 1930 году. Теперь Карабах получил вновь наземную связь с Арменией. Дорогой жизни стало разбитое старое шоссе Горис – Степанакерт. Москва сочувственно отнеслась к ламентациям Баку по поводу утраты столь важных стратегических позиций, а заодно выразила свое несогласие с «нападением вооруженных формирований на пограничные с Арменией районы Нахичевана», правда, с оговоркой – «если это действительно имело место». Ничего себе позиция! Да и «если» тут употреблено всуе, ибо даже азербайджанские и независимые иностранные источники нападений со стороны Армении не подтвердили, а вот уничтожение сельскохозяйственных угодий армянских крестьян азербайджанской артиллерией из района Садарака (Нахичеван) ими наблюдалось.

В июне азербайджанцы собрались с силами и при поддержке русских наемников захватили армянский анклав Арцвашен, с ходу переименовав его в Башкенд. Они это проделывали и с другими армянскими и русскими селами: Корягино у них давно носило название Физули, Мардакерт у них стал Агдере и так далее. Тогда же они оккупировали и северную треть территории НКР. Десятки тысяч новых беженцев хлынули в Армению, куда до того переместилось более трехсот тысяч армян из Баку и Гянджи. Остальные двести тысяч нашли приют в России. На азербайджанское наступление в июне МИД РФ откликнулся заявлением, в котором ни единым словом не обмолвился об инициаторах новой эскалации конфликта, поставив обе «противоборствующие стороны» на одну доску. Зато сколько крокодиловых слез будет пролито позже, когда беженцами окажутся азербайджанцы!

Вот в таких условиях предстояло начинать свою работу нашему посольству. Готовясь к встрече с президентом Армении, я занимался не только технической стороной этой поездки, выпрашивая деньги на первые шаги посольства, но и попытался проанализировать состояние и перспективы наших отношений с Арменией, о чем и доложил г-ну Шелову-Коведяеву, выразив надежду быть принятым президентом и министром иностранных дел России с целью получения устного послания руководству Армении, как это делается обычно в таких случаях.

Моя оценка ситуации в мае-июне 1992 года выглядела следующим образом:

Армения находится в исключительно сложном положении из-за конфликта между Нагорным Карабахом и Азербайджаном, но она не может не помогать Карабаху, ибо за уничтожением этого исторического ядра армянской нации всю Армению ожидала бы судьба тех ее частей, которые оказывались под властью турок и подвергались геноциду. На законное сопротивление попыткам подавления национальных чаяний карабахских армян со стороны Баку азербайджанские власти ответили блокадой Армении со всеми вытекающими отсюда последствиями. Связь с внешним миром осуществляется только по воздуху, что усложняет все виды экспорта-импорта и сажает население на голодный паек. Блокада парализовала значительную часть промышленности, наносит ущерб сельскому хозяйству, усиливает напряженность на потребительском рынке. Дефицитны практически все промышленные товары. Цены растут катастрофически. Крайне ухудшились условия и качество жизни населения. Углубляется кризис финансовой системы. Нарушено денежное обращение. Растет социальная напряженность. Экономическая реформа идет со скрипом.

У Армении достаточно квалифицированной рабочей силы, талантливых ученых и способных предпринимателей, чтобы превратить свою страну в оживленный экономический центр и своего рода торговый перекресток на стыке Европы и Азии. Но реформы могут потерпеть крах, если блокада будет продолжаться.

Это тем более вероятно, что осложняется внутриполитическая обстановка, а противостояние с Азербайджаном может перерасти в полномасштабную войну, чреватую большой кровью и разрушениями.

В этих условиях Россия должна тщательно продумать свои приоритеты в свете своих возможностей и перспектив.

Общая принципиальная цель – развитие хороших отношений с государствами Закавказья и содействие стабилизации обстановки в регионе. Но при этом необходимо учитывать, к чему тяготеют эти государства, чтобы не оттолкнуть от себя друзей, идя на поводу у тех, кто уже давно смотрит в чужой лес.

Протурецкая ориентация азербайджанских тюрков – явление, по всей видимости, не новое, естественное и понятное. Такая ориентация явно не способствует сохранению тесных уз между Баку и Москвой. Но ее можно употребить на пользу мира в Закавказье, попытавшись побудить Анкару, претендующую на место среди западных демократий, оказать сдерживающее влияние на Баку, а не подзуживать его в стремлении покончить силой с Нагорным Карабахом.

Россия могла бы занять если не жесткую, то достаточно определенную позицию по отношению к турецкой политике в Закавказье (да и в Средней Азии), дав понять туркам, что мы не потерпим посягательств на наши интересы в этих традиционно российских зонах влияния.

Это нужно делать, исходя из того, что Армения – естественный и верный союзник России в Закавказье, ибо у нее нет иного пути выживания в качестве самостоятельной нации, кроме ориентации на Россию. Армяне – русофилы и русофоны. Они – хранители наследия древнейшей индоевропейской цивилизации и одной из самых ранних ветвей христианства (с 301 года от Р.Х.). Армения – форпост европеизма в Азии. Президент Армении и ее правительство делают ставку на самое тесное сотрудничество с Россией и на СНГ.

Размытая если не проазербайджанская позиция России в карабахском вопросе в эту логику никак не укладывается. Почему бы нам, наконец, не заявить во всеуслышание, что никакому народу не дано право господства над другим народом, что право на свободу выбора есть естественное право любого народа и уж тем более такого, который тысячелетия живет на своей земле и выжил, несмотря на многочисленные попытки пришельцев истребить его. Это относится как к народу Нагорного Карабаха, так и ко всем армянам.

Помочь в нахождении компромисса, способного дать прочные гарантии безопасности Нагорному Карабаху – главная задача российской дипломатии в армяно-азербайджанском регионе на ближайшее время. Положение дел с карабахским урегулированием будет неминуемо влиять на все другие дела между Россией и Арменией, но отсутствие прогресса на пути к нему не должно стать непреодолимым препятствием для двусторонних переговоров по конкретным вопросам российско-армянских отношений.

И, конечно же, мы должны вести себя и в публичной дипломатии как настоящие союзники и не выступать с официальными заявлениями осуждающего свойства, даже когда что-то не нравится нам в действиях армянского правительства, если эти действия не наносят прямого ущерба России. И, разумеется, не делать это вместе с противниками Армении, иначе какие же мы союзники?

КАРАБАХ

Поскольку в канун вручения мною верительных грамот началось наступление Азербайджана в горах Карабаха и провокации на границе с Арменией участились, я счел своим долгом сформулировать для начальства свои соображения о возможной и желательной позиции России в карабахском вопросе, что и сделал в письменном виде в день своего отлета в Ереван. В своей докладной я писал:

Новый виток вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе вызвал просьбы Армении о вмешательстве международного сообщества и отправке в район боевых действий сил по поддержанию мира, а до того – военных наблюдателей, поскольку ни от СНГ, ни от России, несмотря на, казалось бы, союзнические отношения, Армении помощи ждать не приходится.

Армения не заинтересована в разжигании конфликта, ибо находится в неравном положении относительно наступающего вновь Азербайджана. Вопреки ранее делавшимся заверениям, она не получила такого же и в тех же количествах оружия, какое передано «законно» или захвачено противной стороной. Азербайджан открыто использует это оружие и наемников из числа военнослужащих бывшей советской армии против гражданских лиц, которых сам же считает своими гражданами, совершая тем самым преступление геноцида, ибо речь идет об иноверческой и инонациональной части населения.

Прикрываясь заявлениями о стремлении к мирному разрешению конфликта, азербайджанская администрация пытается навязать силовое «урегулирование», суть которого в полном игнорировании национальных прав армянского населения Карабаха.

Может ли Россия безучастно наблюдать за расправой над своим наиболее верным союзником в Закавказье? Даже если отвлечься от высоких моральных принципов, неплохо было бы задуматься хотя бы о государственных интересах. Потакая Азербайджану, мы его с открыто протурецкой и исламистской ориентации не свернем, а вот Армению потерять можем, и рискуем оказаться без каких-либо вообще средств влияния на положение в регионе.

(Именно в это время Эльчибей декларировал свое кредо: тюркизм, исламизм, демократия, а потом трансформировал это в тюркизацию, модернизацию, исламизацию. Через несколько лет его пресс-секретарь Лейла Юнусова, оказавшаяся после его свержения тандемом Гусейнов-Алиев в оппозиции, публично признает, что в Азербайджане нет политических сил, ориентирующихся на Россию, ибо в Азербайджане кровными братьями считают турок и очень сильно тянутся к Турции.)

Пора показать Баку, писал я в своей докладной, что мы серьезно относимся к заключенным нами договорам и не допустим переноса военных действий на территорию союзной Армении. Тем самым мы могли бы оказать отрезвляющее воздействие на дальнейший ход событий и способствовать деэскалации конфликта.

Было бы правильно, в том числе с точки зрения интересов российской армии, потребовать прекращения беспредела, творимого в Азербайджане против российских военных городков, баз, военнослужащих и членов их семей, и обеспечения нормальной их эвакуации.

Необходимо объявить вне закона дезертиров и воров, торгующих незаконно присвоенным оружием, и потребовать выдачи российским властям нарушителей присяги и закона.

Необходимо также категорически опротестовать вовлечение российских граждан в военные действия в качестве наемников и потребовать удаления их из зоны боев.

И главное – пора выработать принципиальную базу российского подхода ко всем межнациональным конфликтам, признав право каждого компактно проживающего этноса на политическую самостоятельность, предполагающую, прежде всего, свободу от чьего-либо внешнего, инонационального диктата. Почему, говоря о территориальной целостности и нерушимости искусственно установленных советской властью границ, мы при этом имеем в виду одни только бывшие союзные республики, сохраняя тем самым юридическое и фактическое неравноправие, внедренное в межнациональные отношения большевиками? Но ведь даже в советском государственном праве все автономии, как бы они ни отличались друг от друга степенью ущемления суверенитета, признавались национально-государственными образованиями. Так почему же их целостность и границы не должны уважаться, тем более, во времена устранения всякого рода исторических несправедливостей? В России автономии уже встали на путь конституирования в республики, ставшие непосредственными членами Федерации. Их целостность и границы должны так же уважаться, как целостность и границы бывших союзных республик. Сделав такой (в сущности неотвратимый) шаг у себя дома, Россия вправе потребовать уважения политической самостоятельности и неприкосновенности заявляющих о своем суверенитете автономий, включенных некогда в состав других республик с ее ведома и согласия, но, как правило, без консультаций, а то и откровенно вопреки воле основного населения этих автономий.

Народ Нагорного Карабаха не спрашивали, когда включили эту армянскую область в состав Азербайджана. Армяне Нагорного Карабаха – не община нацменьшинства, а основное население, подавляющее большинство, таковым и оставались даже после десятилетий попыток отуречивания. В советские времена Нагорный Карабах был национально-государственным образованием и как таковое должен быть признан равноправным участником переговоров об урегулировании. В противном случае переговоры приобретают характер колониальных и с точки зрения современного международного права перестают быть правомерными и правомочными.

Суть российской посреднической инициативы могла бы заключаться в следующем:

– потребовать немедленного прекращения огня и направления между народных наблюдателей;

– начать в рамках СБСЕ переговоры о всеобъемлющем карабахском урегулировании с участием представителей избранных народом Нагорного Карабаха органов власти с тем, чтобы стимулировать переход к прямым переговорам между ними и азербайджанской администрацией;

– вывести переговоры об урегулировании отношений между Арменией и Азербайджаном на какой-то параллельный уровень и на этих переговорах решить все двусторонние проблемы, включая проблему беженцев и статуса армянских деревень в Азербайджане и азербайджанских деревень в Армении;

– предложить для переговоров о судьбе Нагорного Карабаха обоюдоприемлемый компромисс, который мог бы не выглядеть как односторонние уступки Азербайджана и в то же время гарантировал бы спокойную и свободную жизнь населению Нагорного Карабаха; таким компромиссом (как один из вариантов) могло бы стать установление особых административно-политических и экономических связей НКР с Азербайджаном, может быть, конфедеративных или даже федеративных (это последнее соответствовало бы юридическому статус-кво на начало конфликта), при том, однако, условии, что эти связи исключали бы какой бы то ни было диктат Баку и позволяли бы демократически избранным государственным институтам НКР управлять делами внутри ее границ на основе полной самостоятельности.

Нужно кончать с никого не трогающими выражениями «озабоченности» и общим фразами о желательности прекращения огня, и выдвинуть идеи, показывающие действительно мирную перспективу и достойный цивилизованных политиков выход из тупика для всех.

Все это и еще более подробно и резко я не раз говорил в департаменте СНГ, но в лучшем случае встречал скептическое молчание, а обычной реакцией стало обвинение в том, что я чуть ли не продался армянам. Надо сказать, что и в дальнейшем слушали меня здесь очень неохотно. Иногда приходилось навязывать разговор директору департамента Вадиму Кузнецову, получившему через пару лет пост посла в Турции, и его замам, вечно сверхзанятым чем угодно, только не Арменией. Канули в Лету времена, когда в МИДе интерес проявлялся не только к устным сообщениям послов, но в отделах внимательно расспрашивали о положении дел в курируемых странах и подопечных посольствах и советников, и первых секретарей и других дипломатов. Может быть, в каких-то отделах эта традиция и выжила, но в новоиспеченном ДСНГ ею явно пренебрегали. Пренебрегал ею министр. Пренебрегали и те его замы, которым приходилось заниматься делами СНГ.

И смех и грех: меня не только никто не инструктировал перед вручением верительных грамот, но очень редко снабжали ориентировками по тем или иным параметрам или позициям российской внешней политики и тогда, когда я уже работал в Ереване. Да и была ли она, эта политика?

В МИДе с интересом и пониманием реагировал на меня, пожалуй, только Федор Шелов-Коведяев. Может быть, именно в силу своей интеллигентности, совестливости и хорошей осведомленности о событиях в Армении во время ее становления как независимого государства этот непрофессиональный дипломат мог бы принести больше пользы формированию российской политики в Закавказье, чем карьерные мидовские чиновники. Но, к сожалению, он явно не пришелся ко двору этим чиновникам, взявшим верх под чутким руководством порхающего министра, и после ухода Шелова-Коведяева из МИДа отношения с тремя республиками Закавказья были отданы под надзор Виталия Чуркина, который очень скоро увяз в югославских делах и от армянских проблем энергично открещивался.

Ну а российское начальство более высоких уровней питалось, как водится, лапидарными справчонками, при сочинении которых мидовскому чиновнику не до серьезных оценок и выводов: главная забота – чтоб без помарок и опечаток и чтоб все гладко, главное – чтоб не информировало, а выглядело информацией, главное – чтоб непосредственное начальство не боялось, а поскорей завизировало – и с плеч долой! А в результате – примитивный текст вместо анализа, что-то вроде «Волга впадает в Каспийское море, а в Армении есть озеро Севан». Да и о каком анализе могла идти речь, если нужда в этих бумажонках возникала в авральном режиме, а потом они могли лежать и лежать у начальника в сейфе, дожидаясь окрика сверху, чтоб надо было демонстрировать оперативность. В департаменте СНГ явно обрадовались, когда из его ведения фактически изъяли карабахскую проблему, отданную на откуп послу по особым поручениям Владимиру Казимирову, назначенному для выполнения посреднических функций накануне вручения мною верительных грамот. Впрочем ни этой проблемой, ни другими в департаменте по существу и заниматься-то было некому.

Вот почему, оказавшись в Ереване, я воспользовался уникальной возможностью обращаться со своими оценками и предложениями во властные структуры России, не оглядываясь на МИД, но, естественно, информируя его об этих обращениях. Я считал себя вправе делать это, ибо думал, что посол новой России не должен быть простым продолжением мидовского чиновника, а представляет все российское государство в его совокупности. Так оно и должно быть – и не только с чисто формальной точки зрения, нравится это или не нравится мидовскому начальству. Что явно не нравится, я почувствовал довольно скоро, но сознательно проигнорировал завуалированные «втыки», поскольку, не обращаясь на самый верх, полноценно работать было просто невозможно, учитывая личность министра и его профессиональную неполноценность, не говоря уже об отсутствии совести и гражданственности.

А в Ереван я прилетел с верой в то, что представляю демократическую Россию и работать надо в соответствии с ее государственными интересами на свой страх и риск, опираясь на собственный опыт и не дожидаясь ценных указаний, которых, как я уже отмечал, практически и не поступало, если не считать отдельные, довольно редкие поручения, преимущественно протокольного характера: подарите букет жене такого-то деятеля от имени…, вручите книгу, поздравьте и т.п. Даже информацию о тех или иных договоренностях между правительствами России и Армении посол был вынужден добывать на месте. И дело тут, конечно, не только в нерасторопности моих мидовских коллег, а в некомпетентности внешнеполитических служб всех подразделений верховной власти и правительственных структур, не без доли самоуверенного и глупого высокомерия игнорировавших не только посольства, но и сам МИД, координирующая роль которого, зафиксированная в нескольких указах президента еще в 1992 году, так и оставалась благим пожеланием, фикцией.

Источник – http://www.e-reading.club/bookreader.php/91530/Stupishin_-_Moya_missiya_v_Armenii._1992-1994.html