Гохтн: Ордубадский или Верхне-Агулисский полицейский участок

850
Из: Ерванд Лалаян, Гохтн: Ордубадский или Верхне-Агулисский полицейский участок, Тифлис, 1904 г.

 

“Далее исторические хроники вновь хранят совершенное молчание об этих краях вплоть до дней Шаха-Аббаса, когда вместе со многими другими и гохтанцы были выселены в Персию и когда во время прибытия Шаха-Аббаса священник Андреас, который был учителем в новосозданной школе, вызвал гнев последнего и был мученически убит из-за своего нежелания отречься от христианской веры. Выброшенные перед дикими зверями его останки агулисцы собрали и захоронили в правом алтаре церкви Хцадзора * (Аракел Даврижеци, гл. XVII. Эта история и поныне известна каждому агулисцу).

Еще одна памятная запись конца XVII века (1692-1696 гг.) рассказывает, как персидский отряд, притворившись, будто бы готовится к походу против грузин, семь раз обманом разорил Сюник и “часть Гохтана… и многие лживые христиане сменили истинную веру во Христа … на закон Магомеда и соединились с персами и причинили много вреда и разрушений, и в особенности отпрыски проклятого Васака Сюнийского – множество лживых духовных лиц и мирян… вступили в войско его и рассеялись по многим краям, селам, гаварам, монастырям, пустыням – что в горах и на равнине, выдумывая различные лживые предлоги, и не осталось мест, куда не ступала нога их и тем самым разрушили всю страну и разорили все, что имелось, приведя всех вообще в ужас и вызывая трепет в людских сердцах” * (Сисакан, стр. 311).

В начале XVIII века, во время походов Давид-бека, в частности – Агулис упоминается как многолюдный город, где “имелось будто бы 10 тысяч домов армян” и где имелись даже “военачальники” и “войско Армянское” * (История Давид-бека: изд. Аб. Гуламирянца, стр. 37, 45. 60-66.). Однако, вряд ли эти “10 тысяч домов” являются правдой, хоть Налян и говорит: “Этот гюхакахак Агулис некогда имел 8000 домов армян, ныне едва найдется 1000 домов” *(Сисакан, стр. 325); и, наконец, этот многолюдный Агулис, который торговыми отношениями был более связан с Полисом (Константинополем-Стамбулом), нежели Тегераном * (должно быть- Исфаханом – прим. С.М.), во время походов Давид-бека разделился на две партии: большая часть, которая имела торговые отношения с Полисом, взяла сторону османцев, а небольшая часть – персов. Потому и большая часть, имея в качестве своего предводителя Мелика-Муси, взбунтовалась против Давид-бека и коварно убила Мелик-Парсадана – человека, который спас жизнь Мелику-Муси * (Историю Давид-бека из народных источников я вскоре опубликую в прессе). В этой истории агулисцы совершенно опорочили свое имя, из своих торговых интересов предав общее дело освобождения родины. Эта их туркофилия была строго наказана персами, как это видно из памятной записи одного рукописного айсмавурка (Пролога) из Дисара:

“В году ՌՃՀ (1730), в правление персидского шаха Тахмаза и османского султана Ахмата и в патриаршество на святом и великом престоле Эчмиадзина владыки Абраама и в предводительство на нашем гохтанском святом и великом престоле святого аптостола Товмы (Фомы) покорного душой и свято чтущего в своих поступках заветы веры Тер-Барсега – знакомого с божественным учением вардапета, – во время их всех было великое смятение и смута и шум и битва и раздор – т.е. между двумя самодержавными царями – османским и персидским, и было великое преследование христиан из нашего народа и было бегство осман из Тавриза и прибыл народ персидский в гюхакахак Ордувар и собрались там и установили свой военный лагерь и оттуда вышли и вступили в село, называемое Дашт (Нижний Агулис- прим. С.М.) всадники числом 20 тысяч и убили из них (жителей Дашта) 300 мужчин, детей и женщины и взяли в плен из них 800 и даже больше и я своими глазами видел все это и увидел, как святые буквы (имеется в виду, очевидно, – Евангелие или другая книга, связанная с христианским культом – прим. С.М.) в руках персидского народа-лучника: и заворотились кишки мои и почувствовал я боль в сердце моем” *(Из рукописи священника Тер-Иакова).

Спустя недолгое время (1752 г.) Агулис подвергся следующему жестокому разорению: правитель Атрпатакана (Азербайджана, т.е. провинции к югу от Аракса с центром в Тавризе-Тебризе – прим. С.М.) Азат-хан, проезжая через эти места, попросил из Агулиса пшеницы, ячменя и других запасов и 100 тысяч золотом, но когда агулисцы по совету своего предводителя по имени Есаи отказали ему, хан еще дважды повторил свое требование, угрожая, что если они не исполнят его, он разрушит город. Когда агулисцы отказали снова, он со своим войском напал на вооруженный отряд агулисцев, и, устроив страшную резню “в течение двух часов разрушили святой собор и захватили все святые реликвии, … бесчисленных христиан – мужчин и женщин, юношей и детей вырезали так, что вся земля окрасилась от крови в красный цвет, и в течение трех дней оставались в селе: как церкви, так и все дома опустошили, будто бы их только построили. И после такой резни оставшихся христиан разграбили и взяли в плен как несчастных агулисцев, так и из всех соседних сел 1200 христиан, и разрушили святые храмы и стали [все они] безлюдными, будто бы десятки лет были в запустении. *(Сисакан, лист 331). После этих разрушений многие из агулисцев переселились в Полис, где основали квартал Бек-оглу в честь квартала Агулиса, которое и поныне осталось в названии стамбульского кладбища – “кладбище Бек-оглу”.

Как мы сказали, во время персидского владычества гавар Гохтан в границах нынешнего полицейского участка составлял отдельную единицу под названием Азат-Джиран, которая являлась частью Нахичеванского ханства, а последнее подчинялось наместнику в Атрпатакане.

Азат-Джиран разделялся на 5 магалов:

Ордубадский, 2) Агулисский, 3) Даштский, 4) Белевский и 5)Чананабский. Эти магалы управлялись мирболюками, которые подчинялись сидящему в Ордубаде хану, затем – хану Нахичевани. Армянские села управлялись танутерами, которые и поныне называются меликами. Как мелики, так и, в особенности – ханы Ордубада и Нахичевани, ужасно разоряли народ, а многие мелики превращались в инструмент в руках ханов и “Мелики, будучи инструментами в руках ханов, сообщали им, что тот или иной купец, прибыв, принес с собой большую сумму денег, или хорошую лошадь, или хорошего мула. Хан отправлял человека с требованием отдать лошадь или мула, или “отдай мне 100-150 золотых” – всех, кто противились, днями привязывали к дереву, избивали до полусмерти. Малхасанк, из рода коих был и мой тесть, говорили, что когда они вернулись из чужбины, от них потребовали большую сумму и следили за ними, чтобы они не сбежали. Он вечером наказывает свой жене накрыть хлеб на курси (прямоугольная тахта, которую накрывали толстой тканью или одеялом и ставили над источником слабого огня, у которого также обедали и грелись в холодную погоду, ставя ноги под курси во время трапезы – прим. С.М.), разложить посуду с едой по порядку, зажечь лампаду, так, чтобы люди мелика, которые за ними приглядывали, подумали, будто бы они дома, и затем они по-тихому, пробираясь тайком под стенами, вырываются и идут в Верин Агулис – в церковь С. Аствацацин… где прячутся в тондыре три дня и затем выходят и убегают в стороны Сюника”.

Затем достопочтенный священник один за другим перечисляет как из-за различных притеснений в какие стороны переселились те или иные семьи. Интересна передача беседы двух знакомых – Абраама и Агамала во время этих притеснений. Один говорит другому: “Брат Агамал, придумай какое средство остановить этот исход, так не пойдет, уже никого не осталось”. Агамал отвечает: – “Не страшно. Редька когда растет порознь, дает более крупные коренья”.

Однако волна преследований доходит и до них, они также бесшумно убегают ночью, когда достигают долины Карчевана, наконец к ним возвращается дар речи и они начинают общаться друг с другом: “Брат Агамал. – говорит Абраам, – теперь вот редька выросла, каждая – размером с арбуз – одна бьет по моей голове, другая – твоей”.

Обычным явлением было то, когда люди хана нападали на земли соседних ханств и приносили с собой пленников, разоряли и разрушали все на своем пути. Так, этот же достопочтенный священник – Тер-Иаков, рассказывает, что во время правления хана Мамагюла “Один из его людей – Хамзи, идет на Карабах и пригоняет с собой в зимнее время женщин и детей в село Дашт: по дороге, на горе Алангяз, двух женщин (беременных) и детей, которые не могут идти дальше, бросает с горы в снег и убивает. Прибыв в Дашт, закрывают их в больших домах. Вскоре начинается весна и наступает голод – утром их, подобно стаду овец, выгоняют наружу – чтобы они питались травой, а вечером сгоняют в большие дома и во двор церкви. Старушки рассказывали, что когда они проходили по двору, пленники умоляли их дать им соли, чтобы они ели с ней траву. Многие, не выдержав подобные условия, начали умирать…

Этот голод продлился 7 лет: “Люди начали поджаривать семена хлопка, месить с водой, подобно тесту, жарить на железных листах и есть. Карабахец Унананц Айрапет, у которого было два плуга – когда умирала его жена по имени Назлу, она бросает на землю серебро со своей головы и восклицает: “Зачем мне все это, если Унананц Айрапет перед смертью не находит куска хлеба, чтобы поесть! После смерти Айрапета все жители села (Дашта) переселяются в Персию, отправляются в Луарджан: там девушек, отправившихся за водой персы захватывают и отдают Иса-хану. Этот же, будучи назначенным в город Хой, отправляет их для своей суженой: даштцы отправляются к нему и умоляют, чтобы их вернули им, но безрезультатно – их отуречивают (т.е. – обращают в ислам – прим. С.М.). Обычным явлением был сбор для хана девушек: прибывали и искали красивых девушек в возрасте 11-13 лет и силой отправляли в гарем хана и обращали их в ислам (отуречивали). Для избавления девушек от подобного вероотступничества их еще совсем детьми венчали с совершеннолетними мальчиками, поскольку тех, кто были замужем, не забирали. Рассказывают, что по указке Мелик-Карапета “Схватили сестру Мартироса – Парун, чтобы увезти ее: она, как только узнает об этом, намазывает свое лицо травой ишакатнук, чтобы она обожгла ее лицо и она стала безобразной. Когда прибывают, чтобы схватить ее, она убегает и падает с высокой крыши, чтобы умереть, но остается живой. Ее хватают, сажают на коня и направляются в путь. По дороге она падает с лошади и вновь пытается убежать, но ее настигают, увозят и обращают в ислам.

В 1797 году в Карадаге распространяется чума: местные армяне прибывают в Верин Агулис и вместе с одним вардапетом увозят к себе десницу Св. Фомы, дабы найти спасение. Вардапет там же подхватывает заразу и умирает. Тогда настоятель монастыря Сурб Товма направляет священника из Неркин Агулиса – Тер-Андреаса, чтобы тот вернул десницу, однако тот приносит с собой и чуму. Многие становятся жертвой эпидемии. “В Неркин Агулисе осталось так мало людей, что по дороге, ведущей в церковь, упало семя арбуза и вырос куст, на котором вызрел плод” *(Из дневника Тер-Иакова).

Об этой чуме памятная запись часослова церкви Дисара сообщает:

“В году ՌՄԽՉ (1797) пришла смерть в страну Нахиджеван, в гавар Азаджиран (Азат Гилан), Капан, Карабаг, Карадаг, Тифлис… и уничтожила жителей многих других гаваров: так, у больного болезнь длилась 3 дня, не более, затем он умирал, те, кто пытались убежать в разные места, умирали даже в больше количестве, чем остававшиеся… так продолжалось три года (*Дневник Тер-Иакова).

После голода и чумы нахичеванский Кёр Калбала-хан, жестокими избивая и подвергая истязаниям многих гохтанских крестьян, смог присвоить себе некоторые из сел “хас” (царских, свободных). Так, в Неркин Агулисе танутера Мелик-Никогоса привязывают к дереву и в течение трех дней избивают, спрашивая, готов ли он подписать купчую. На четвертую ночь его сын Мкртич, увидев, что фараши заснули, освобождает отца, спускает с дерева и везет его на себе более чем полверсты, где прячет в сухом и глубоком русле родника в саду Арханенц. Спрятав его в течение 8 дней в этом месте, когда он видит, что все крестьяне под ударами розог подписали купчую, доносит весть и отцу, который выходит из укрытия и также подписывает ее.

В селе Теви оставалась только одна армянская семья, старшего в семье заставляют, чтобы он продал село, но он не соглашается, говоря о том, что село принадлежит не только ему, тогда “его мошонку сдавливают между двумя досками, а поскольку бывает летнее время, его рана начинает червиться. Затем его обращают в ислам (отуречивают). Его внук проживал в селе Парака, показывая его мне, говорили: “Ныне турки, когда хотят оскорбить его, говорят “Твоего деда… и т.д. * (Из дневника Тер-Иакова).

В селах Бист, Алаги, Парака, “копируя печати на могильных плитах при помощи мыла, ставили их на купчих * (Из дневника Тер-Иакова). Селу Мсрванис дали два пуда проса (взамен на подписание купчей об отказе от статуса хас – прим. С.М.) * (Из дневника Тер-Иакова).

После присвоения сел таким способом, налоги удваивались, даже с юношей взымали подушную подать: “шею юношей измеряли ниткой, – рассказывает Тер-Иаков, – и, удвоив, заставляли держать концы зубами – если оставшаяся нить проходила через голову – платили полную подушную подать, если лишь половину головы – половину (О налогах мы поговорим далее).

Камень весом в три фута (или 1 ох – 1282 г) привязывали к тутовому дереву, если оно не сгибалось под его тяжестью – взымали с дерева налог, по этой причине многие вырубали свои тутовые деревья и на их месте засевали землю.

Из-за налогов мужчины покидали свои села, по этой причине ловили их жен, привязывали нескольких вместе к рыночному дереву или деревянному столбу и жестоко избивали палками, чтобы они либо сообщили места, где прячутся их мужья, или же отдали требуемый налог. Во многих случаях, для того, чтобы ужесточить наказание, бросали в штаны женщин кошку и избивали ее, чтобы та поцарапала их ноги.

Подобных наказаний не могли избежать даже священники: в Неркин Агулисе на Вардавар “После патарага тер-Аствацатура привязывают в крыше Агамалянов и избивают палками, чтобы изъять с него налоги” *(Из дневника Тер-Иакова).

Это явление стало настолько обычным, что доходило до того, что когда избивали жен, “сбежавшие мужья в ущелье “Мариами хач” пировали под музыку” *(Из дневника Тер-Иакова). Когда сборщики налогов удалялись из села, рассыльный бегал по улицам и кричал:

“Возьмите кувшин с отбитым краем, голубую скатерть и курицу,

Приходите в сад Хачикенц, чтобы пировать, с песней:

“Прибыл гзир (ханский вестник – прим. С.М.), просил денег – денег не было.

Палками били по заднице – выхода не было”.

Из-за этих истязаний многие из крестьян переселялись в другие места, наконец, когда принц Аббас-Мирза посещает Гохтан и видит многочисленные разрушенные дома, многочисленные вырубленные тутовые деревья в садах, спрашивает о причинах и затем позвав к себе хана Нахичевани и сельских старшин и влиятельных лиц этих сел в Тавриз (Тебриз), изъяв определенную сумму в пользу хана, вновь утверждает земельные владения за крестьянами. Только село Неркин Агулис платит 700 туманов и 120 туманов приносят в дар Аббас-Мирзе из-за этого его благодеяния (Из дневника Тер-Иакова).

Во время русско-персидской войны Эксан-хан и Шейх-Али-бек, предав персов, сдают Ордубад русским, потому после установления господства последних их назначают наибами (Шопен).Во время этой войны местные армяне терпят чрезвычайные лишения. Многие бегут в разные места, остальные прячутся в специальных вырытых ямах, многих женщин и детей тюрки забирают и заключают под стражу на другом берегу Аракса, чтобы их мужья и остальные армяне не перешли бы на сторону русских. Отступая, персы забирают с собой армянских женщин в качестве пленников, однако лишь немногие потом смогли освободиться”.